Lisbon: Surrounded by beloved ones + Toucinho do Ceu

Вопрос. Задан четко, как мне кажется, да еще и дружелюбно и беззаботно — как удачно получилось. Ура, ты справилась. Можешь ослабить хватку и немного расслабить плечи.

— Excuse me? 

Чёрт возьми, не вышло. Придется повторить. Еще раз, только чётче и громче, god dammit. 

Я стою перед кассой в Heim Caffe, Лиссабон, отчаянно желая расплатиться за свой обильный завтрак и убраться, пока никто не опознал во мне чужака. 

Ситуацию облегчает тот факт, что буквально полчаса назад я для себя распознала определенно такое же чувство у Оливии Лэнг, чью книжку я старательно привожу в неугодный вид, постоянно доставая, ныряя в нее, и затем запихивая обратно в сумку на протяжении всего Лиссабонского погружения. 

"Однако всякий день случалось одно и то же. Я заказывала в меню то, что более всего походило на фильтр-кофе. И всякий раз, без исключения, у баристы делался растерянный вид и меня просили повторить. В Англии я, возможно, сочла бы это забавным или раздражающим, или вовсе даже не заметила бы, но в ту осень меня это доставало до печенок, втирало в кожу крупинки тревоги и стыда."

Пока мои щеки, по своему неконтролируемому обыкновению, старательно вбирают в себя всю кровь моего тела, тем самым приобретая вид довольно спелой рябины, я со спокойствием раздумываю о том, что, вообще-то, мое отношение меняется. Быть "неузнанным" больше не является чем-то постыдным (но не для моего румянца, увы). 

Говори громче, ничего не слышно. Что ты там бормочешь. Повтори еще раз. Как медленно, ты говоришь со скоростью 0,75. Плохо слышно. Ты уже поздоровалась с дядей? А, ну так ничего ж не понятно. Повтори, но только чётче и громче — в детстве это всегда вызывало целый шквал незаметно бурлящих внутри эмоций: паника, злость, отчаянное желание сбежать, стыд. 

Мне до сих пор иногда приходится выслушивать такого рода заявления. Но вот что изменилось — теперь я четко понимаю, по какой причине это может происходить. Первое — быстрое и резкое: общение с собеседником крайне утомительно. Это можно проскочить, ведь не дай бог кто-то узнает здесь себя (а узнает — ну и ладно). Общение не приносит удовольствия, я постепенно "скатываюсь в привычную позу отчуждения", голос переходит в монотонные реплики откуда-то уже глубоко изнутри, надежно укрытые защитной оболочкой. 

Второе же, и куда более важное — я говорю (и пишу) для того, чтобы понять, что я об этом думаю. Это процесс, он вот сейчас идет, пока мы с тобой говорим, ничем не прикрытый, сырой, наблюдай. И уж прости, но я собираю свою мысль по кусочкам, вынимая по одной каждую фразу, стараясь на лету слепить что-то, что будет проекцией внутреннего ощущения. Так мысли становятся более тонкими, более "моими". Когда я говорю быстро, это скорее чувство, (крайне редкое) ненасытного желания обсудить как можно больше, не сходя с места незаметно показать все хрупкие и нежные слои сознания, затейливо упрятанные в мысли попроще, куда менее спорные. Этот энтузиазм, это желание "утолить жажду у водопоя", пока есть возможность, оно позволяет поддерживать разговор поразительной интенсивности даже в состоянии внутренней опустошенности, даже при полном истощении каких-либо внутренних сил.

"Незначительный изъян, признак инородности, вещание на том же языке с немного иными интонациями, иным уклоном." Я больше не думаю о своей речи, как изъяне, в каком бы виде она не подавалась. Кажусь ли я постоянно уставшей, грустной. Выгляжу ли я "на грани", выдавая сомнительные идеи, а через пару минут раздумывая, не взять ли их назад. Пускай это будут признаки инородности, что ж поделать.

Зебальд удачно закончился еще в самолёте на пути в Португалию, поэтому на первый же лиссабонский завтрак я взяла себе в попутчики Оливию Лэнг и ее "Одинокий город", абсолютно не осознавая того факта, что после этого моему "одинокому" Лиссабону можно будет положить конец. Лэнг рассматривала одиночество как проблему, как нечто, что нужно поскорее решить, пока никто не заметил, хотя это и дало ей обширные поля для исследования. Для меня это скорее способ "собрать себя" в целое, своего рода открытый эскапизм, помогающий восстановиться.

Но тут дело вот в чём: как только пару десятков страниц было поглощено вместе с завтраком в "Dear Breakfast", я уже не была в своем одиночестве, как бы мне ни хотелось. Да и как можно, когда за тобой уже по пятам идут Генри Дарджер (молча, погруженный в богатство своей внутренней среды); Дэвид Войнарович (хмуря брови и выдавая что-нибудь вроде "У Дэвида беда. Ему больно быть одному, но большинство людей он не выносит."; Энди (куда же без тебя, darling), прикрываясь от мира диктофоном, стараясь, чтобы его не рассматривали слишком отчетливо. Еще парочка других, следовавших всюду, куда бы я ни направлялась — в Белем, чтобы в ужасе отшатнуться от толпы у входа в Pasteis de Belem (и все равно потом слабовольно вернуться и тоже постоять в очереди за паштейшем); по пути на концерт Mumford & Sons (там они ненадолго потерялись из виду: нет, спасибо, мы такое не слушаем, подождем снаружи. Веселись.); по пути из таверны под проливным дождем (теплым), по доброте душевной не прикрываясь зонтом просто из солидарности перед такой глупой мной.

За каждым завтраком, на каждой прогулке. Постоянно где-то вне поля зрения, но рядом. Не знаю, получилось бы у меня вернуть себе эту цельность без них, да и нет у меня желания это непременно узнавать. 

Поскольку ничто не мешало мне предаваться моему излюбленному занятию "поглазеть", в какой-то день довольно долго кружила вокруг витрины кондитерской "Alcoa", пока я решительно не ткнула пальцем в нечто, привлекшее мое внимание: квадратной формы пирожное, не украшенное ничем помимо сахарной пудры, тяжеленькое на вес, тягучее и влажное на вид. О, как я была права. По ощущениям, я кружила вокруг него с вилкой добрых полчаса, изучая, как же можно быть таким ярким на вкус, выполняя все обязательные требования, которые я выставляю для такого рода десертов. Это был Toucinho do Ceu, в вольном переводе означающий "Божественный бекон". (Свиньи целы, никто не пострадал, это метафора.) Рецепт! (Выстраданный и составленный из пяти разных, пока не получился именно таким, как я запомнила.)

 

Toucinho do Ceu

• 20 желтков (не пугайтесь, так надо)
• цедра 2 лимонов 
• цедра 3 апельсинов 
• 2 ст. л. муки

• 200 грамм поджаренного в печи миндаля 
• 300 г вареной или запечной тыквы (пюре)
• 500 г сахара
• 250 мл воды 
• + 2 апельсина для цукатов 

Рецепт :

Духовку разогреть до 180 С.

(Важное: я добавляла первую партию цукатов в тесто, но потом пожалела, посколько нарезать пирожные на ровные квадраты стало затруднительно. Если вам все равно на ровность кусочков, очень советую добавить в тесто, вкус становится ярче. Тогда один апельсин идет на цедру "внутрь", один на украшение.)

В большой кастрюле смешать воду и сахар, добавить цедру, поставить на огонь и варить, пока сахар полностью не раствориться. Снять с огня, остудить в течении 6-10 минут. Добавить муку и миндаль.  Вернуть на слабый огонь, по одному добавить желтки, тщательно вымешивая венчиком (около 10 минут). Варить, постоянная взбивая венчиком, до загустения. Снять с огня, еще пару минут взбивать. 

Форму для выпечки (лучше квадратную) застелить снизу пекарской бумагой, борта тщательно смазать сливочным маслом. Выложить тесто в форму, разровнять. В духовку примерно на 15-20 мин, должно поплотнеть. 

Вынуть из печки, дать остыть в течении часа. Лучше поставить остывать в холодильник на ночь. 

Цукаты, которые по моему замыслу должны были символизировать бекон. 

Овощечисткой снять цедру с апельсина, такими длинными слайсами. Выжать сок из апельсина. В небольшую кастрюльку добавить примерно 150-200 г сахара (на глаз, я не мерила), туда же вылить сок. Добавить еще примерно пол стакана воды и эти слайсы апельсина. На уверенном огне, изредка аккуратно помешивая, варить до образования карамели. Пока карамель еще не загустела и бурлит, вилкой достать из нее по одному цукаты, выложить на пекарскую бумагу, дать остыть. Осторожно, этот процесс чреват ожогами. Когда остынут, нарезать на одинаковые кусочки. 

Когда пирожные остыли, вынуть из формы, нарезать на квадраты. По желанию присыпать пудрой (кому-то не нравится, но так аутентично получается.) Так же по желанию: вырезать из фольги квадраты, крупнее чем пирожные, и переложить на каждый, загнув края (так подавалось в Лиссабоне, только из этих соображений я так решила сделать. Но зато и удобнее в транспортировке.)

Украсить каждое пирожное цукатом. И всю, вилку в руку, и кружить над ним, пока не устанете. (Лучше всего с кофе). 

Signs & Superstitions + Summer Odyssey + Green Tea Powder Profiteroles

Соревнования по плаванию. Первые, важные – и устрашающие. Длина конечностей позволяет быть неплохим пловцом – но робость и неспособность улавливать информацию на слух (слова распадаются, через секунду забываешь, что только что сказали) эти попытки пресекает. Пример второго – цепляясь за подпорки тумбы для прыжков, по плечи в воде, я в панике спрашиваю себя, а когда надо стартовать. Это через секунду после того, как данные сведения озвучили. Стартовать сейчас? Или когда крикнут? Свисток? Кажется так делают. Так значит после свистка?
Пример первого – после свистка я всё таки не стартую, а жду, когда это сделает кто-нибудь другой, и я точно убежусь, что можно. И не опозорюсь. Потому что мгновенно и детально в голове начинает пульсировать картина – вот я самонадеянно стартую первая, отталкиваюсь от бортика, молочу ногами-руками по воде, брызги и надежды – а сквозь толщу воды и поверхность резиновой шапочки прорывается смех окружающих, голос тренера и команды вернуться на старт. Очень яркая картина. Поэтому я и не стартую по свистку – а только после того, как это делает сосед рядом. А я с него посмеюсь, если что. Только б не с меня.

Следующая сцена – награждение. Толпа детей (а вокруг них ореолом – родители) горошком высыпалась на улицу. Почему-то оглашать надо на улице. Факты и здравый смысл – так же, как и сопливые надежды – переведены в спящий режим, поэтому я просто стою с вежливой и смиренной улыбкой. «Да я и не надеюсь ни на что» – ответила бы я, если б кто удосужился спросить. Но так, как обычно говорят, чтобы не сглазить – вслух отрицаешь, а сам напряженно веришь и ждешь.

«Моё имя.»

Это и правда моё имя – вот только что прозвучало. Сразу после слов «первое место». Это я.
Я проталкиваюсь сквозь толпу детей, снисходительно и счастливо расталкивая их локтями (но не грубо, потому что победители должны вести себя достойно), и в голове бегущей строкой – «я так и знала». Я так и знала. Потом некоторое удивление самой себе – откуда такая уверенность, ведь факты налицо. «Нет, я так и знала». Ладно, это всё потом потом – перво-наперво награда и признание, а здравый смысл чуть позже.

«Что вы мне дали? Это не тот список.»

Не первое. Седьмое. Какие идиоты делают два списка – с первого по шестое место, и с седьмого – до последнего неудачника, который имел неосторожность упасть следом за всеми в злосчастный бассейн?
Отважно пытаюсь утешить себя мыслью, что хоть список тот начинался не с конца. Но за воротами всё таки заливаюсь предательскими слезами - из-за стыда и позора, а не из-за отсутствия справедливости. Потому что за фасадом непонятно откуда взявшегося «я так и знала» вторым дном лежит «Я не только не была как Паоло Казальс – я была пятой виолончелью из пяти виолончелисток. Поэтому меня оценили по достоинству», словами Фран.

Кое-что меня во всем этом волнует гораздо больше перенесённого позора. Вот это ослепляющее и пьянящее «я так и знала». Надежно, тщательно скрываемая (даже от себя) уверенность. В чём-то. И я всё пытаюсь понять, в чём именно. Это нельзя назвать верой в собственную «избранность» или значимость. Такой вариант подозрительно похож на эгоцентризм – в чём меня пока не уличали. Вроде. Вообще, знаете, сложно быть одновременно эгоистом и близнецом – это взаимоисключающие понятия, как мне кажется.
Так вот, всё это больше похоже на великодушное ожидание, смиренную покорность судьбе, не притязающее ни на какие подарки судьбы – но, тем не менее, с упрямой, детской верой в то, что рано или поздно луч света выхватит тебя из темноты и поведает об особом предназначении. Грубо говоря.

Это всё та же вера в свою значимость, но, конечно же, куда более скромная (по крайней мере, я пытаюсь себя убедить в том, что это не одно и то же. Так как иначе вскроется ужасная правда обо мне и моём самомнении.)

Человеку, склонному к суеверию и прочтению знаков судьбы в каждом случайном камне на дороге, очень легко находить и подпитывать этот рукотворный источник. Зачем мелочиться: если ты ухитрился родиться 7 числа, то всё, считай дело верное. (Без обид всем оставшимся за бортом.) Это лёгкое и очень увлекательное занятие - поиск знаков особого свойства рассеивает скуку и коротает время. Особенное хороши родинки, пятнышки на радужке глаз/а, все шрамы на всех коленках, которые можешь отыскать; после тщательного и исчерпывающего обследования собственной физиологии можно переключаться на внешний мир - услышанные обрывки фраз, песен или слово на странице, открытой случайным образом. С известной долей фантазии и самоубеждения можно прийти к любому выводу – в коем у тебя есть заинтересованность, естественно.
Пожалуй, это не то, о чем стоит распространяться – но, как и в бассейн, в омут суеверий и признаний проще прыгать с кем-то вместе, особенно с кем-то, имеющим авторитет и уважение. Счастливым образом этим авторитетом оказался Григорий Дашевский:

«Мои стихи - для тех, кто все относит к себе – то есть не говорит всегда о себе, а хочет о себе услышать - вроде суеверия или ищет приметы - да это обо мне. <…> то есть конструировать такие гороскопы.» 

Желание говорить о себе слишком топорно и с трудом скрываемо. Желание же услышать о себе легко маскируется напускной скромностью.
Тактично закроем глаза на то, что само наличие этого текста и есть «говорение о себе». Это вынужденные меры. А так всё вышеизложенное –  стратегически идеально занятая позиция, как по мне.

Главное место в этом посте отведено летней одиссее – начиная с майских гроз и заканчивая августом. Но до фотографий с рецептом там тоже можно полистать – главное не сдаваться.

Profiteroles with Green Tea Powder Cream

Ингредиенты (на 12 профитролей) :

Для глазури :

• 80 г. масла
• 100 г. сахара
• 90 г. муки
• 1.5 ч.л. матча порошка - японский порошковый зелёный чай (продается в Шанти лавке, да и в любых эко-магазинах, я думаю)

Для теста :

• 120 мл. воды
• 50 г. масла
• 75 г. муки
• щепотка соли
• 2 яйца

Для крема :

• 6 желтков
• 130 г. сахара
• 40 г. муки
• 3 ч.л. матча порошка
• щепотка соли
• 500 мл. молока

Важное : 

• Кулинарный мешок (для наполнения профитролей кремом)

Рецепт :

1. Green Tea глазурь : Смешать в миксере размягченное масло вместе с сахаром, матча порошком и мукой. Размешивать, пока тесто не станет однородным. Скатать в шар, затем на пекарской бумаге раскатать в диск толщиной в 2-3 мм. Накрыть сверху ещё одним слоем бумаги и убрать в холодильник.

2. Тесто : В кастрюле нагреть до кипения воду, нарезанное кубиками масло и соль. Выключить огонь, когда масло растает. Затем добавить муку и тщательно размешать до однородности - без комков. 

Включить опять огонь и 1-2 минуты ещё поразмешивать тесто.

Переместить тесто в миску и дать немного остыть - пока не будет просто теплым.

В отдельной миске смешать два яйца и аккуратно ввести в тесто. Тщательно размешивать до однородности. 

Разогреть духовку на 180 градусов. Застелить противень бумагой.

Наполнить тестом кулинарный мешок и выдавить на противень кружочки диаметром ~3,5 см на расстоянии по 5-6 см друг от друга.

Достать из холодильника глазурь и вырезать 12-13 дисков диаметром ~3 см. (я использовала кофейную чашку). Положить по диску на каждый кружок теста. Поставить в духовку и выпекать 25-30 минут (или пока не станут румяными - но раньше духовку не открывайте, а то схлопнутся.) 

Достать из духовки и дать остыть. 

3. Крем : Отделить желтки от белков, всыпать сахар и взбивать в миксере, пока смесь не посветлеет. Смешать муку с солью, матча пудрой и постепенно добавить в желтки, постоянно взбивая. 

В кастрюле молоко довести до кипения. Снять с огня, дать остыть - минут 7. 

Тонкой струйкой влить в желточную смесь, постоянно взбивая. Когда смесь станет однородной, перелить обратно в кастрюлю и, постоянно помешивая, довести до кипения. Уменьшить огонь и ещё пару минут поварить.

Перелить получившийся крем в кулинарный мешок и наполнить им каждый профитроль.

_______________________________________________________________________________

The NYC Gassing nature

– Так, судя по всему, тут что-то типа самообслуживания и надо подойти к аппарату, просканировать паспорт и сделать фотографию. И только потом тебя выпустят из JFK в Нью-Йорк. 

– Они не могли придумать ничего лучше, чем просить сфотографироваться immediately after девятичасового перелета ... Так, ладно, лучше не смотреть ... Боже, ну я и заморыш ... Hi, yeah, take this please ... Thanks, have a nice day, byyyyee ... Слава богу, он поставил на ней штамп и забрал, больше я никогда не увижу это позорное фото. 

Уже через 20 минут мы были на пути к Grand Central,  я в приступе восторга пихала Лизу в бок, с целью привлечь её внимание к "настоящим, прям как из мультиков" школьным жёлтым автобусам (в чем и так не было нужды) и мимоходом пыталась все же понять, на каком я вообще свете и как нас угораздило всё-таки добраться до Манхэттена.

Ты обсуждаешь первые впечатления от нью-йоркского воздуха (запах морской соли, сахара и картошки-фри), не можешь поверить такому удачному расположению станции метро (от Grand Central идет поезд по экспресс-линии прямиком на 84-ю, а тебе-то и останется пройти всего две улицы до пересечения 2-й авеню и 86-й, где можно будет наконец-то сбросить багаж и свое бренное тело). Ты забываешь, что после долгого перелета Москва - Нью-Йорк кожа на руках и лице по ощущениям напоминает что-то среднее между курагой и папиросной бумагой, а на голове так и осталось то воронье гнездо, которое ты соорудил сидя в кресле самолета и смотря третий по счету фильм. Так же ты забываешь и о том неудачном фото, сделанном в аэропорту. Дело не только в том, что это не самые важные вещи в данный момент. Просто Нью-Йорк всегда успеет напомнить, что вообще-то мы все по своему красивы.

Минутная пауза, задумчивое окидывание взглядом с ног до головы и затем вердикт: "good looking". Именно так и никак иначе мы с Эл сообщаем друг-другу, что хм да, есть повод задрать нос повыше и включить внутреннюю Beyonce. Можно даже триумфально подпевать себе под нос "I woke up like this / We flawless, ladies tell 'em / Say I, look so good tonight / God damn, God damn!". 
Очень кратко и довольно сурово. Но это, пожалуй, единственный комплимент, которому я полностью и безоговорочно готова (была) поверить.

Ситуацию изменил Нью-Йорк. А точнее, его люди.

7:30 утра, мы уже успели сесть не на ту ветку метро и чуть не доехать до Гарлема; ошибка исправлена, и сейчас я уже с интересом рассматриваю окружающих пассажиров по пути в район Трайбека на завтрак в "Bubby's". Эл сидит напротив, у нее красивые руки, не премину ей об этом сообщить, когда выберемся на поверхность. Продолжаю изучать окружающих. Рядом со мной стоит красивая азиатка, у нее чудесное пальто и красивые блестящие волосы. А вот ей я постеснялась это сказать. Почему? Ответ такой – тогда я еще не привыкла, что все вокруг не смущаясь говорят друг-другу комплименты, completely strangers!

"Mooorning beautiful people, stay clear from the closing doors please!" Даже водитель поезда в метро спешит напомнить полусонным нью-йоркцам, что они прекрасны;
"Hi beauty, can I help you?". Девушка из & Other Stories предлагает помощь в выборе свитера. Ты уже не в таком замешательстве и благодаришь её с широкой улыбкой, сообщая, что вроде как пока справишься сам;
"Heeeey look at yooou! You're gorgeous, where did you get this coat?" – вот тут я все-таки очень смутилась и румянец цвета спелой помидорины не покидал моего лица, пока я с трудом пыталась вспомнить, где я купила это пальто, параллельно благодаря эту незнакомку по пути в Сохо.

Каким бы промокшим до нитки и вымотанным ты ни был (дорога до Russ & Daughters в единственный штормовой день камня-на-камне не оставил от малейшего намека на gorgeous и beauty, но всё же!), найдется хотя бы один обитатель Манхэттена, который на улице просто одарит тебя улыбкой и ты почувствуешь себя лучше. Тебе желают хорошего дня в каждой кофейне, а извиняются даже в тех случаях, когда именно ты определенно точно отдавил кому-то ногу. И я не желаю слышать, что "это все наигранно, они так не думают". Это не имеет значения. Ты отвечаешь тем же, ты улыбаешься в ответ и желаешь хорошего дня. Ты приучаешь себя, что если у тебя возникла приятная мысль относительно кого-то, то стоит её озвучить в любом случае и сделать ему приятно. Ты благодаришь и отдаешь сам.

Вот уже утро последнего дня, мы вдвоем влезли на чемодан, в тщетных попытках его закрыть.
В добавок к вещам я везу с собой домой несколько килограммов кубиков в виде Манхэттена для племянника, недоеденную гранолу и лакрицу, с десяток упаковок шоколада Hershey на работу, новый свитер цвета спелой тыквы и четкое осознание того, как важно говорить комплименты людям.
В чемодан не влез кленовый сироп, он останется в нашей квартирке на пересечении 2-й авеню и 86-й улицы. Мой старый огромной шарф также остается в пределах Upper East Side, я не потащу еще и его, пусть остается. Как и мое смущение, и скованность, когда дело касается правды о красоте других.

Я люблю Нью-Йорк. Пора домой.

Выбрать место для завтрака в Нью-Йорке – это был отдельный ритуал, с которого мы начинали каждый день, проснувшись в 6 утра, заварив две огромные кружки чая и решая, кто же первым должен выбраться из теплой кровати и пойти в душ. Следующий этап: ты, все еще сидя в кровати, открываешь меню на сайте и пытаешься понять, осилишь ли ты огромную порцию панкейков с бидоном кленового сиропа. Это был наш главный и самый скрупулезный прием пищи, ведь потом ты непеременно набегаешь под 20 км + завершишь день прогулкой вокруг пруда в Центральном парке: тут уж и не вспоминаешь ни про обед, ни про ужин. Вместо этого мы останавливались в каком-нибудь очередном Starbucks, где один из нас приходил в себя и искал свободное место, а второй шел за двумя большими порциями Chai Tea Latte – хорошая порция сахара и специй бодрит и дает энергию еще на 40 улиц пешком. И вот что я точно помню, что всегда косилась на заманчивый кусок бананового пирога, который непременно обитает где-нибудь у кассы. Ты четко осознаешь, что не осилишь его, да и зачем. Но, вернувшись домой, я решила не отказывать себе в таком увесистом напоминании о нью-йоркских буднях. Here we go:

Banana Bread (vegan) 

сухие ингредиенты :

• 1 ст муки 
• 1 ст гречневой муки
• 1/5 ст миндальной муки
• 1/2 ч. л. соли
• 2 ч. л. корицы + 1/2 ч. л. гвоздики / мускатного ореха / имбиря по желанию 

жидкие ингредиенты :

• 2-3 банана (размять в пюре)
• 2 ст. л. семян чиа + 3 ст. л. воды смешать (получится chia egg)

• 1 ч. соевого молока (или любого другого растительного)
• 1/2 ст. жидкого меда или кленового сиропа 
• 1/3 ст. кокосового масла (или оливкового, или еще какого-нибудь)

отдельно :

• еще один крупный банан для украшения
• 1/5 ст. фундука 

Рецепт :

Разогреть духовку до 180 С.

Смешать сухие ингредиенты. Смешать в отдельной миске все жидкие ингредиенты. Объединить их вместе. Вмешать фундук (можете добавить по желанию что угодно – хоть шоколад, хоть финики). Выложить в форму для запекания (выложите пекарскую бумагу или смажьте её маслом, что-нибудь такое). Очистите банан, разрежьте пополам и выложите сверху на тесто. Выпекать 45 мин - 1 час. Посматривайте.

Достать из формы, дать остыть. Лучше всего с кофе. Enjoy! (and have a nice day, you are beautiful).